Я напишу лучом вот этот стол с дарами – букет стоит на нём и льнёт к оконной раме. А посреди стола на синем-синем блюде – горит, но не дотла – арбуз в карминном блуде. В себя вобрал он все им прожитые зори, и вот во всей красе передо мной… Поспорим, что сгонит сон с листа мажорная тональность… Задача непроста: суть цвета – не банальность. А яблоки вокруг с янтарными боками тебя поманят вдруг – вот взять бы их руками! Да нет, они – мираж, пигменты акварели и страсти, и кураж, и жизнь на самом деле! |
Карандаш, что птица над листом, то взмывает, то опять садится, то в пространство врежется винтом, брызги оставляя на странице. Синих линий натиск, а не вязь, с паузами воздуха для вздоха... карандаш штрихует не боясь, без оглядки — здорово ли, плохо… Неодушевлённости барьер им преодолён в пылу борений, миновав пределы полумер, обретя инакость измерений. И сейчас, колдуя над листом, где простора синего сюита, не жалеет, думаю, о том, что короче стал, что кожа сбита… |
Серая круговерть – ветер, ветер. Серым зачат был день – утро – вечер. Серость гонимых туч – гул и хрипы. Серость – не продохнуть, как налипла... Серость безликих дней жжёт и ранит. Серость, как страшный змей, ядом жалит. Серость, как бич и плеть, ложь и ересь... Серость сгоняю с плеч, цвету вверясь. |
Листок — наготове, в руке — карандаш, Привычный для взгляда вокруг антураж: Бумага, растушки, мелков разнобой — Ведь всё это важно иметь под рукой. Вот зеркало ставлю на стол у окна, Чтоб я была в нём освещённой видна, И, глядя в него, то в упор, то скользя, Рисую, леплю и творю я себя. |
Я в своей мастерской – нет, в отобранной комнате сына… где вдоль стен не стоят – ни диван, ни с одёжкою стул, ни компьютерный стол, ни спортивный снаряд – лишь картины с вечной ношей своей… и доносится с улицы гул, звонкой нитью вдеваясь в игольное ушко мгновенья. В окруженье картин я одна, как в сакральном плену... и дышу среди волн, порождённых лучём вдохновенья, ощущая судьбы парадокс, сквозь её пелену… Вот с холстов потянулись ко мне шелестящие ветви, закивали цветы, встав на цыпочки в туловах ваз, растворяя черты убегающих дней и столетий, намечая пунктир не озвученных кисточкой фраз. |
Стекает краска по холсту, спекаясь корочкой краплачной. Пылает алый за версту, пусть воспалённо, но не алчно. Страстей моих водоворот впечатан выплеском эмоций. Картина исповедь, не врёт, вот плавится на красном стронций. Пожухлой зелени копна знак увядающей надежды. Навряд ли каждому видна метафора сия, где между уставших веток есть слова. А, впрочем, что мне суд невежды… Не спросит с сердца голова, сорвавшего с себя одежды. Тональность держит венский стул, что белым кажется скелетом… На нём сидевший гость рискнул всерьёз назвать меня поэтом. |
Заладил дождь на целый день, А в мастерской сияет солнце ― Здесь вечно спорят свет и тень, И на холсте лучится стронций. Как джинн, из тюбика рванув, Он рад, что вдруг обрел свободу И, светом пасмурность спугнув, Установил в душе погоду. |
Как будто осколки заката
на скатерти, что на снегу, рассыпаны зёрна граната, но я их собрать не могу. Не смею дотронуться даже, чтоб цвет не встревожить рукой, и нет ни желанья, ни жажды держать этот дар за щекой. Сверкают пурпурные грани, то свет преломляя, то взгляд, легко, без излишних стараний, свершая сакральный обряд, чтоб сердце, наполнившись цветом, затеяло б в венах пожар, чтоб я, оставаясь поэтом, вверяла холстам этот жар. |
Над столом играет солнце, Затмевая старый шкаф, И тепло, что дарит стронций, Ловит маленький жираф. Большеух голубоглазый, Разноцветно-расписной – Плод фарфоровых фантазий, В красках вылепленный мной. Рядом зреет гроздь бананов, В натюрморте – время вспять. Радость цвета, как осанна, Будет вечно здесь сиять! Этот мир, простой и яркий, |
Хочешь, тропинку тебе нарисую, Что затеряется где-то во ржи? И васильков разметавшийся бисер, Только ты руку мою не держи. А вдалеке – белокаменный город, Весь в куполах золотых и звонит, И к тому городу тропка та пыльная, В поле теряясь, упрямо бежит. Хочешь, фигурки ещё нарисую, Что по тропинке, обнявшись бредут. Видно не скоро, в колосьях целуясь, В сказочный город те двое придут.
|