|
|
Строка стиха, созвучий прядь – «Нам не дано предугадать» – в кровь, словно холод проникает… Бессмысленно на то роптать. Невзгоды или благодать для глаз невидимы витают. Что будет – силимся понять – лет через двести или пять, что ходом судеб будет править? Беда ж не в том, что жизни пядь нам не дано предугадать, но в том, что не дано исправить. |
СТИХИ НА СВОБОДНУЮ ТЕМУ |
картине М. Врубеля Здесь крылья! Пожалуйста, не наступите! Помедлите здесь и под ноги взгляните – Изломанных крыльев неужто не жалко, Сверкающих перьев, свисающих жалко За грань, за черту безразличья багета – Космический дар, словно сор – по паркету… Неужто здесь можно пройти напрямик, Как будто с холста не глядит этот лик? Ведь даже в плену новомодных отметин, Возможно ли просто пройти, – не заметив, Не видя ни скал, ни густеющей мглы, Ни теней, забившихся эхом в углы. Простёртое тело – знамений комета, Сработанный кистью, посланник Поэта, Кого не осилил бессмысленный рок, Чью дерзость полётов предвидел пророк. Волшебные краски вне срока померкли, Бездушного века не мелки ли мерки? Но даже поверженный жив он сейчас, Как будто бы ждёт предназначенный час. Замрите ж, постойте хотя бы мгновенье И вслушайтесь –сердца упрямо биенье! А крылья срастутся и будут полёты, И вновь высоту, словно дар обретёт он. Вы только пройдите вот здесь осторожно, Где крылья не топчут – там чудо возможно. |
Я на сцене. Мой выход сейчас обусловил устав алфавита, объектива нацеленный глаз замечаю и вспышку софита. Весь вниманье заполненный зал, ожидающий слова поэта… Даже тот, кто сейчас здесь дерзал, в напряженье ждёт тоже ответа. Я читаю не слыша себя, микрофон раскалён до предела, звуковую волну теребя, чтоб к мембране души долетела И того, кто в последнем ряду, и того, кто уже утомился… Если строчек ключи не найду, значит, попросту стих не случился… Вот последнего слова посыл, оглушительной паузы нота – всё случилось! Хватило бы сил с новой ношей опять за работу… |
Люблю крылатых за то, что вольны, За то, что души полны движенья, За то, что слышат эфира волны, а то, что властны над притяженьем. Люблю крылатых за то, что смелы, За безрассудство – жить не по нотам, За эфемерность любых пределов, За жажду выси и песнь полёта! |
Не крадись у меня за спиной, за гардиной не прячься атласной, с ярко-рыжей твоей головой быть невидимым, Ангел, – напрасно. Золотого свечения весть проступает сквозь яви чернила – и мне ясно, что ты где-то здесь, я сама ведь тебя пригласила, чтобы светом наполнился дом, чтобы сердце во мгле не робело, чтобы рядом с лучистым крылом пульс стихов ощущала б я телом! |
Облака... или это мне кажется только, что века превратились в охапки руна, и плывут, поднимая меня лишь настолько, чтоб души, натянувшись, не порвалась струна. Чтобы слёзы, сливаясь с шальными дождями, обязательно в землю проникли теплом. Чтоб потом, проплывая над чьими-то лбами, облака задевали за щемящий излом Сердца... |
Всё ещё держат странные узы – щедрость скупая взбалмошной Музы. То засидится – ночь – до рассвета, то вдруг исчезнет, канет, как в Лету. Ну и характер, голубь-орлица, вроде пора бы остепениться… Сели б за чаем, словно подруги, – мысли шальные, знаю – не будет... Душу мою за верёвочку тянет – нежно воркуя, жаром опалит, сбросит в пучину, в гул водопада – строки и рифмы катятся градом, потом и комом, снежной лавиной… Муза, ответь – Ты ль моя половина? Боль моя, блажь, безрассудство, гордыня? Я ж тебе – верность, значит – рабыня. Нет, я люблю тебя, значит – раба, ну а любовь, как известно, права: каждому жесту, каждому взгляду – сердцем и телом, сутью всей рада – трепетом нервов, жаждою пор, жил натяженьем до дрожи, в упор! Что ниспошлёшь мне, как манну приму, счастлива тем, что в твоём я плену. В плаче ли, в смехе, в шёпоте ль, в крике ты равнозначна, равновелика. Лиры и дудочки – фальшь атрибутов, песен полна, а сама не обута. В лёгкой накидке – в даль неземную, след уходящий твой – поцелую… Только прожить как без тяжкого груза, имя святое которому – Муза… |