Заладил дождь на целый день,
        А в мастерской сияет солнце ―
        Здесь вечно спорят свет и тень, 
        И на холсте лучится стронций. 
        Как джинн, из тюбика рванув, 
        Он рад, что вдруг обрел свободу 
        И, светом пасмурность спугнув, 
        Установил в душе погоду.

                        У. Шереметьева

Ульяна Шереметьева – поэт, и этим почти все сказано. Дело даже не в количестве публикаций, не в престижных наградах и не в почетном титуле «Королева поэтов», торжественно присвоенном ей на поэтическом турнире в Дюссельдорфе в мае 2011 года. Ульяна родилась с поэзией в душе, живет и творит с поэзией в ладу и картины пишет, как истинный поэт – сборниками. Нынешняя выставка составилась из нескольких десятков натюрмортов – лучистых, как солнце юга; певучих, как сонеты и канцоны. Работы объединены одной техникой – темпера на бумаге, и представляют три тематических ряда: Мастерская, Путешествия, Цветы.
Ульяна Шереметьева – художник бесконечно далекий от рассчитанных стратегий самопиара, принципиально не желающий эпатировать зрителя, художник вне политики, вне самоновейшего дискурса, вне социальных страстей. Ее живопись – искусство хорошего воспитания, эмоциональной, любознательной и доброй души, ведущей доверительный диалог со зрителем и неизменно передающей ему некую частицу света. Традиционная в своей основе, но обогащённая опытом эксперимента и поиска, её живопись имеет и свой образный строй, и своеобразную манеру исполнения, что и определяет индивидуальный почерк художницы, его узнаваемость. Впрочем, она сама великолепно сформулировала свои творческие задачи:

«Как заставить ожить эти краски,
        вдруг из хаоса вызволив свет,
        не нарушив ни правды, ни сказки,
        отыскать в них несбыточный цвет».

И сказку, и правду, и лучистый цвет Ульяна Шереметьева черпает в природе и в сердце, а вот работает в своей маленькой мастерской в Потсдаме, куда она переехала из Москвы в 1993 году.
Ульяна Шереметьева родилась в СССР на Украине. Детство и школьные годы прошли, в основном, в Мариуполе, на берегу Азовского моря. «Морские дети» – особенные. Их всю жизнь манят путешествия, дальние страны, яркие краски, свежий ветер. У них романтика в крови. Вслед Александру Блоку, тоже «морскому ребенку», они могут сказать: «… на ноже карманном найдешь пылинку дальних стран, и снова мир предстанет странным, окутанным в цветной туман». Натюрморты-путешествия, в отличие от путевых зарисовок, этюдов и почти вытеснивших их теперь фотографий, – вещь необычная. О дальних странах повествуют нам не пейзажи и достоверные снимки, а предметы – свидетельства той или иной культурологической среды, созданные её носителями. Художница совершает свои путешествия мысленно, ибо предметы для неё – не мёртвая натура, а вполне живая, имеющая свою ауру, способная поделиться с художником своими тайнами и историями. Жарким дыханием далёкой Африки веет от работы «Чёрная Богиня», манит загадочный Восток, представший перед зрителем сверкающей сказкой изысканных меднотелых ваз. А вот Испания: кажется – ещё мгновение – веер возьмёт одна рука, кастаньеты – другая, и в движениях отражённой зеркалом танцовщицы вспыхнет фламенко. Для Шереметьевой вполне достаточно пары старых ваз, чтобы ожил мир античной красоты, проступили на заднем плане контуры фигур в туниках и повязках с гроздьями винограда в руках, дохнуло синим ветром Пелопоннеса и запела тихонько арфа. В Мариуполе издавна жили греки, там и сейчас есть большая греческая община. Ассоциации, ассоциации…

«С чего вдруг? Нахлынуло детство –
        жара, раскаленный песок…
        и моря дурманит соседство,
        и солоно дышит в висок»

Поэзия, воспоминания, звуки, цвет переплетаются в общем потоке творчества, неслиянные и нераздельные. И всё же, такие «путешествия» были бы невозможны вне знаний, вне соприкосновения с культурным наследием других народов, с их традициями, обычаями и верованиями. Видимо поэтому, художницу интересует не только визуальный аспект, но и глубинный, побудивший к созданию работ религиозной направленности. Небольшая серия «Боги и люди», подразумевающая, видимо, диалог, длящийся на протяжении многих столетий, решена камерно и в точном, адекватном конкретной задаче, колорите, с присущим Шереметьевой умением вдохнуть живые чувства. Разве не лукавой усмешке Бога противостоит держащая обеими руками яблоко Ева? Разве не погружает и сегодня Книга Книг в сложные, порой противоречивые раздумья? Разве не оставили на века след свой Мать и Сын, движимые любовью: Она – к Нему, Он – к людям?
Ульяна Шереметьева получила добротную и разностороннюю художественную подготовку. В юности училась в знаменитой Ленинградской средней художественной школе им. Б.Иогансона, а после её успешного окончания – в Московской государственной художественно-промышленной академии им. С.Г. Строганова. Строгановка – заведение древнее и почтенное, история его полна ярких страниц. В разные времена в нём преподавали Михаил Врубель и Константин Коровин, Павел Кузнецов из «Голубой Розы» и Александр Куприн из «Бубнового валета», Любовь Попова и Александра Экстер. Страницы нового времени вписали Александр Дейнека, основатель объединения «ОСТ» и Гелий Коржев, один из столпов «сурового стиля». В стенах Строгановки чтили заветы Льва Бруни, интересовались теориями Владимира Фаворского, присматривались к модерну, экспрессионизму, конструктивизму, к нашему и не нашему авангарду, к последним веяниям новейших времен.
Пространство натюрмортов художницы строится цветовыми планами и лишено визуальной глубины. Цвета у нее очень звучные, локальные, как правило, контрастные. Активна роль контура, который очерчивает предметы – цветовые пятна, и является ведущим компонентом в композиционном построении работ. Ритм орнаментов, ритм расстановки предметов, ритм цветовых пятен сплетаются в сложную музыку пластического языка художницы. Лаконизм и немногословность композиций сочетаются с живостью уверенного письма, эмоциональной насыщенностью. Ее натюрморты обладают самоценной декоративностью. Подобная система художественного языка ведет свою родословную от фовизма и экспрессионизма, и еще глубже – от отцов основателей современной станковой живописи Ван Гога, Гогена, Сезанна, Матисса. Ульяна Шереметьева и не скрывает своих пристрастий:

«Желтый люблю, словно солнце
        в редких просветах тревог.
        Вот они – кадмий и стронций,
        их же любил и Ван Гог…»

– пишет она в стихотворении «Цвет света». Это половодье кадмия и охры, стронция и краплака заставляет светиться её натюрморт «Осень в мастерской». Так просто: палитра, кисти в вазе, пара тюбиков, – и водопад осенних листьев. Метафора – и сколько чувств! Необычен в своём художественном решении натюрморт «Манекены», где статика предметов находится в контрасте с динамикой цвета. Лиричен предельно лаконичный «Натюрморт с веткой», загадочен – «Лесная сказка». В каждом из них – своя жизнь, своя мелодия. Доминантой этого ряда являются натюрморты «Муза», в которых принцип совмещения реальности и фантазии, безусловно, новаторский шаг для жанра, играет смысловую роль. В сущности, это размышления о неизбывных ценностях бытия: любви, красоте, их вдохновляющей силе и самоотдаче творчества. Художница с удовольствием берет в натюрморты те предметы, что живут в ее мастерской: различные банки с красками, мастихины и палочки пастели, всевозможные подсвечники и простые керамические вазы, что знакомы всем и каждому. Благодаря этим работам, зритель как бы находится в гостях у художницы, приближаясь к самому процессу творчества. У Шереметьевой, как, впрочем, и у каждого мастера, тесный круг сюжетов, повторяемость найденных композиционных приемов. Вслед за Марианной Веревкиной она могла бы утверждать: «Художественная мысль – это истолкование жизни посредством цвета, формы и музыки».

Для художницы характерна темпераментная манера письма в сочетании с отточенностью силуэта. Ее любимым инструментом стал мастихин, требующий от художника большей концентрации, точности и смелости, чем податливая кисть, умения работать на одном дыхании.

«Ты – моё продолженье руки,
        подмастерье и друг, мастихин.
        Мы с тобой неразлучны давно,
        словно вместе мы тело одно».

Словом, душа и живопись – едины, а живописный темперамент верно служит воплощению поэтического образа. Пространство мастерской и пространство картины – вещи взаимопересекающиеся, но не совпадающие. Поэтическое напряжение рождает особый угол зрения, особую динамику композиции, где каждый мазок, каждый сгусток цвета брызжет полнотой жизни, праздником причастности к стихии бытия. Таковы натюрморты «Тукан и антурии», «Щедрый октябрь», «Натюрморт со сливами». Почти осязаемой витальностью наполнен натюрморт «Черешни». Поэтичные и негромкие «герои» – цветы и фрукты обрели в работах Шереметьевой свои голоса, свои роли. Голубым видением, восточным Divan-ом дышат «Артишоки». Разрослись, завоевали все пространство листа белые георгины, эти «Звезды августа». Продолжают ряд великолепные «Ирисы», пёстрые «Полевые цветы» и множество других.
По изображению цветов можно было бы определять эпохи. Художники начала и середины XIX века воспроизводят природу с точностью ученого. Художник рубежа XIX – XX веков, человек модерна, стилизует все в духе Морриса. Реалист 30-х – 40-х ХХ века, вышедший из «шинели» одновременно Левитана, Коровина и Туржанского со Степановым, будет живописно точен. В работах темперой Ульяна Шереметьева непременно передаст самую характерную деталь цветка, чтобы мы его узнали, а в остальном ее живопись – выброс душевной энергии автора. Ее картины, кажется, впитывают энергетику художницы и передают ее нам. Может быть, поэтому зрителю хочется находиться в мире ее цветов и чувств, в зоне непосредственного воздействия ауры ее картин.
Безо всякой оглядки на провозглашённый в современном искусстве нигилизм по отношению к бывшим ценностям, Ульяна Шереметьева нисколько не стесняется своей открытой любви к визуальной красоте мира, пристрастности к вещам, обладающим культурной памятью, уже прошедшим отбор искусства. Вот уселись вокруг шкатулки куклы, разлеглись маски, веера и зеркала:

«И наполнится комната сказкой,
        станут тени шептаться в углах,
        примеряя наряды и маски,
        чтоб виденьем остаться в стихах…»,

– и в картинах, добавляю я, как в описанной здесь «Тайне». Натюрморт в версии Ульяны Шереметьевой – жанр неисчерпаемый, поистине «не внемля критике суровой, он вечно тот же, вечно новый».
Contemporary art – доминирующее ныне в Европе искусство, которое отреклось от всего «слишком человеческого»: от эстетики прекрасного, от идеологической ангажированности, от национальных и конфессиональных отличий, от гуманистического взгляда на мир, от истории, преданий и предрассудков. Но человек меняется гораздо меньше, чем это кажется напуганным тотальным наступлением всемирной бездушной «паутины» аналитикам-интеллектуалам. Человек сопротивляется расчеловечиванию любыми доступными средствами: любит, смотрит на луну, рожает детей, слушает классическую музыку, пишет стихи и картины.
Можно, конечно, подробно проанализировать конструкцию картин Ульяны Шереметьевой, выявить взаимосвязь форм, соотношение предметов и фона, «гештальтпсихологию» ее живописи. Можно, но не хочется. Ульяна буквально следует формуле Булата Окуджавы:

«Каждый пишет, как он слышит,
        Каждый слышит, как он дышит,
        Как он дышит, так и пишет,
        Не стараясь угодить
        Так природа захотела. Почему – не наше дело,
        Для чего, не нам судить»

Более 25 лет охватывает творческий путь Ульяны Шереметьевой. За плечами множество выставок, групповых и персональных, различных фестивалей и конкурсов, встреч с почитателями художественного и поэтического дара. А между ними – постоянный труд влюблённого в своё дело человека, творца. Новая выставка работ Ульяны Шереметьевой представляет лишь малую часть созданного художницей, но это яркое собрание и запоминающееся событие. Талантливый человек, как говорят, талантлив во всем. Удачи Вам, художник и поэт, Ульяна Шереметьева.

Наталья Аникина
Заслуженный деятель искусств РФ. Академик Российской академии художеств