Всё ещё держат странные узы –
щедрость скупая взбалмошной Музы.
То засидится – ночь – до рассвета,
то вдруг исчезнет, канет, как в Лету.
Ну и характер, голубь-орлица,
вроде пора бы остепениться…
Сели б за чаем, словно подруги, –
мысли шальные, знаю – не будет...

Душу мою за верёвочку тянет –
нежно воркуя, жаром опалит,
сбросит в пучину, в гул водопада –
строки и рифмы катятся градом,
потом и комом, снежной лавиной…
Муза, ответь – Ты ль моя половина?
Боль моя, блажь, безрассудство, гордыня?
Я ж тебе – верность, значит – рабыня.

Нет, я люблю тебя, значит – раба,
ну а любовь, как известно, права:
каждому жесту, каждому взгляду –
сердцем и телом, сутью всей рада – 
трепетом нервов, жаждою пор,
жил натяженьем до дрожи, в упор!
Что ниспошлёшь мне, как манну приму,
счастлива тем, что в твоём я плену.

В плаче ли, в смехе, в шёпоте ль, в крике
ты равнозначна, равновелика.
Лиры и дудочки – фальшь атрибутов,
песен полна, а сама не обута.
В лёгкой накидке – в даль неземную,
след уходящий твой – поцелую…
Только прожить как без тяжкого груза,
имя святое которому – Муза…