Листок наготове,
               в руке карандаш,
привычный для взгляда
               вокруг антураж:
бумага, растушки,
               мелков разнобой, –
ведь всё это важно
               иметь под рукой.
Вот зеркало ставлю
               на стол у окна,
чтоб я была в нём
               освещенной видна, –
и глядя в него,
               то в упор, то скользя,
рисую, леплю
​​​​​​​               и творю я себя.

               скульптуре Скопса

Под звон кифар
               менада танцевала –
Туники парус
               ветер развевал,
Копна волос
               тугой волной взмывала,
Открыв лучам
               лица её овал.
Точёных ног
               стремительны движенья
И талии
               пленителен изгиб...
Такого танца –
               искры вдохновенья –
Вы даже и представить
​​​​​​​               ​​​​​​​не смогли б!

Тень сиреневая бродит
               неотступно по пятам,
Головой в траве теряясь,
               рассыпаясь по кустам.
Не боится оступиться,
               ей, как видно, всё равно.
Длинноногое созданье,
               для чего ты мне дано?
Повторять за мной движенья,
               шаг, осанку, поворот,
Ничего не искажая,
               не идя наоборот?
Но лишь скроется светило,
               день с собою уводя,
Растворишься ты незримо,
               словно не было тебя.
И тогда мне станет ясно,
               что, безмолвие храня,
Ты одна весь этот вечер
               чутко слушала меня.
Лишь тебе, молчунье строгой,
               я доверилась в стихах,
Длинноногой недотроге,
​​​​​​​​​​​​​​               исчезающей впотьмах…

Осенью сырой и непогожей
Сбросила последнюю листву.
Ветру открывая и прохожим
Веток беззащитных наготу.

Стужу не гнала и не клеймила.
Время не стреножа на бегу,
И ему покорная, застыла,
Бус рассыпав нитку на снегу.

Зима. Ни для кого не новость
Её незыблемый черёд.
Природы полная покорность.
А сердце не её ведь ждёт.

Но, принимая неизбежность.
С надеждой не расстанусь впредь.
А значит, вновь вернётся нежность
И вновь захочется мне петь…

В чадре искрящейся метели
приду на зов,
туда, где свет и сёстры-ели,
и снега кров,

Где чистота, и звон прозрачен,
и профиль твой
точёной тенью обозначен,
целуя мой,

Где никого под синью неба:
безмолвен час!..
лишь тени елей, блёстки снега
и двое нас.

Избегаю встреч ненужных,
Не желаю душ, мне чуждых.
Ухожу от глаз завистных,
Покидаю ложный дом, –

Ощущением ведома,
То ищу, что есть родного
В этом мире многоликом,
Беспокойном и живом!

По крупицам собираю
Всё, что сердце окрыляет,
Всё, что душу наполняет
Светом, миром и добром.

Надоели метели
И трескучий мороз.
Заждались даже ели
Обновляющих гроз.
Даже серым воронам
Надоели снега
И сосулек короны,
Гололёд и пурга.

И так хочется сердцу
Сбросить зимние сны.
Отыскать бы вот дверцу
Во владенья весны,
Где в восторженном споре
Жизни силы свежи,
А в небесном просторе –
Непоседы-стрижи!

Наверное, мне показалось:
Цветущая ветка сирени...
Я знаю – зима не кончалась,
И нет у неё измерений,
А значит, и нету конца.

А где-то, скрывая свирели,
За гранью незримых ворот
Томятся в неволе апрели,
Нарушен их службы черёд –
Весны не увидеть лица.

Но кто же, скажите, сумеет
Добром или праведной карой
Неволю апрелей развеять,
Разрушить всесильные чары?
Какого спросить мудреца?